РАСПЯТИЕ

 

 

 

Там где кончается наше воображение

начинается Паганини.

(Мейербер)

 

Он был велик. Знаем ли мы какой ценой дается человеку величие?

(Лист)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Театр, режиссер, актер -

Вселенная, звезда, комета.

Вампир - коварен и хитер,

И луч Божественного света.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Зеваки

 

Кто это? - Паганини. - Паганини?

Ах этот самый?! - Этот самый, да.

Ну а глаза, глаза-то сатаниньи,

И вправду дьявол, чистый сатана.

 

А уши-то, а уши, как ладоши

Торчком глядят из спутанных волос.

Развратник, бабник, - знаем их - святоши.

А нос-то, - всем носам на свете нос.

 

Гляди, - какой костлявый. А ручищи.

Весь гордый, рот кривит по сторонам.

Мы гениев видали и почище, -

Освищем, если что-то не по нам.

 

Говаривают, сидя в заточеньи,

Он скопом душу дьяволу продал

За скрипку в умопомраченьи, -

Потом все годы каялся, рыдал...

 

А дьявольские путы больно липки, -

Назад пути-дороги сожжены.

Четвертая струна той самой скрипки,

Болтают, - из кишок его жены.

 

Кто это? - Паганини. - Паганини?

Ах этот самый?! - Этот самый, да.

Ну а глаза, глаза-то сатаниньи,

И вправду дьявол, чистый сатана...

 

 

 

 

 

 

 

Выход

 

На сцену вышло существо

Широким шагом.

Сияло смутно волшебство

Над бледным магом

 

Мешок костей - в руке смычок,

И уйма страсти.

Прическа, нос, глаза, зрачок -

Пиковой масти.

 

Высокий лоб. Холодный пот.

Лицо бескровно.

Недвижность черт туманит рот,

Кривясь неровно.

 

Струною - нервная нить,

Как на охоте, -

Чтоб звук и страсть соединить

Частицей плоти.

 

Глаза блестят. Серьезность - весь.

Ноль артистизма.

И вдруг - мучительная взвесь

Трагикомизма.

 

Черты лица поражены

Гримасой боли. -

Так чувства дики и нежны, -

Когда в неволе.

 

Поклоны вдоль и поперек,

И как до свадьбы, -

Он что-то тайное берег -

Не расплескать бы.

 

Над входом скрещенных рапир

Смычок занесен.

Стал этот зал, стал этот Мир

Безбрежно тесен...

 

 

 

КОНЦЕРТ

 

 

Часть первая

 

С каждым новым взмахом его смычка

передо мной вырастали зримые фигуры

и картины; языком звучащих иероглифов

Паганини рассказывал мне множество

ярких происшествий.

(Гейне)

 

Приветливая светленькая комната,

Уставленная вычурною мебелью.

Вот юный розовощекий Паганини

В коротеньких лиловых панталонах,

В застегнутом серебряном жилете -

И хрупкое изящное созданье

С блестящими невинными глазами.

 

Немыслимая тоненькая талия,

Хорошенькое кругленькое личико

И волосы, подобранные кверху.

Создание, волнуясь, что-то пело

Над ухом молодого Паганини,

И только звуки скрипки выдавали

Изменчивость его переживаний.

 

Весна благоухала ароматами,

Жгло сумерками пенье соловьиное,

А звуки, - то сливались в поцелуе,

То убегали хохотом тревожным,

То вновь сливались в нервных объятьях,

То весело порхали мотыльками

В лучах едва проснувшегося солнца.

 

Внезапно ставший скорбным Паганини,

Молитвенно склонившись на колени

Главою пред возлюбленной своею, -

Взять поцелуем маленькую ножку, -

Увидел под кроватью крест горящий

И крохотного жалкого аббата,

Ворвавшегося вдруг в уединенье.

 

 

Мгновенно побледневший генуэзец*

В припадке страшной ярости хватает

За шиворот святого лилипута,

Обильными пинками награждая,

И выхваченным молнией стилетом,

Швырнув за дверь визжащего аббата,

Пронзает грудь возлюбленной немедля.

 

 

Божественно! - воскликнул мой сосед.

(Гейне)

 

 

*Генуя - место рождения Паганини.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Часть вторая

 

Когда Паганини снова начал играть,

мрачная пелена встала перед моими

глазами.

(Гейне)

 

Окутана тяжелой пеленою

Согбенная фигура Паганини.

Сам он одет в двухцветные одежды.

Лицо, лишившись молодости, стало

Печально безнадежным и потухшим.

Закованные в каторжные цепи,

Едва-едва передвигались ноги.

 

Трагическими воплями звучала

Истерзанная молодостью скрипка,

А позади забытого маэстро

Козлиная гримасничала морда,

И длинными косматыми руками

То за смычок хваталась, то за струны,

Хихикая козлиным гнусным смехом.

 

Кровавые страдальческие звуки,

Как песни падших ангелов витали

В разверзнутой бездонной преисподней.

Не теплилось ни капельки надежды

На утешенье в этих страшных звуках.

Казалось, - все святые замирают,

И плачем искажаются их лица.

 

Три крошечные женские фигурки,

Кривлялись за спиною Паганини,

Неистово почесывая спину,

И с злобною веселостью махали

Перстами, - что для крестного знаменья,

И новые стенания и вопли

Измученную Землю оглашали.

 

 

 

Уже вконец измотанный маэстро,

Вдруг овладев чудовищною силой,

Отчаяньем безумным загоревшись,

Смычком ударил так по бедным струнам, -

Что разорвались каторжные цепи,

Исчез лихой помощник и девицы,

И мрачная завеса отступила.

 

 

В этот момент мой сосед произнес?

- Жаль! Жаль! У него лопнула струна -

это от постоянного пицикатто!

(Гейне)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Часть третья

 

Действительно ли лопнула струна у скрипки?

Я этого не знаю. Я заметил лишь, что звуки

приобрели иной характер.

(Гейне)

 

На фоне угасающего неба

В скрывающих монашеских одеждах

Босой и одинокий Паганини

Стоял на диком каменном уступе,

Нависшем над пучиною морскою,

И гордыми застывшими глазами

Глядел на закипающее море.

 

В таинственном созвучии со скрипкой

Кроваво-красным становилось море,

И все бледнее становилось небо,

А звезды все чернели и чернели.

Глазами разъяренного монаха

Сверкала мощно жажда разрушенья,

А губы заклинания шептали.

 

Из пурпурной дымящейся пучины

С безумным надвигающимся ревом

Гурьбой высвобождались злые духи,

Отчаянно расталкивая друг друга.

А волны, ударяясь в свод небесный,

С шипеньем покрывали красной пеной

Бесчисленные угольные звезды.

 

Осанка и движенья генуэзца

Объяты демонической игрою

И схвачены порывом заклинанья.

Из сброшенного ветром капюшона

Рассыпались бушующие пряди,

И черные торжественные змеи

Вкруг головы короною обвились.

 

 

 

Раскатистыми гневными басами,

Вселенским взрывом маленькая скрипка

В руках монаха все-таки сумела

Сломать семь Соломоновых печатей.*

Ублюдочные чудища глядели

Холодными и умными глазами

На бешеного бледного маэстро.

 

 

Так вот она эта знаменитая игра

на одной струне - заметил мой сосед.

(Гейне)

 

 

* Семь печатей были наложены царем Соломоном

на железные сосуды, в которых заключены были

побежденные им демоны.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Часть четвертая

 

...вновь началось перевоплощение звуков.

Но только оно теперь не оформлялось

в резко красочные и телесно-отчетливые

образы.

(Гейне)

 

Спокойные торжественные звуки

Громадного соборного органа

Раздвинули пространство в бесконечность,

Доступную лишь Духу, но не телу.

А в самом центре этого пространства

На огненном вращающемся шаре

Стоял гигантский гордый Паганини.

 

В небесных облегающих одеждах

Уверенный незыблемый Создатель,

Исполненный величественной силы,

С прекрасною улыбкой примиренья,

Творил невероятное так просто -

Казалось, все святое Мирозданье

Дышало, повинуясь звукам скрипки.

 

Размеренно Вселенная вращалась

Вокруг Творца в сиянии спокойном.

Звучащая гармония рождалась

Светил небесных правильным движеньем.

В тумане Пилигримы-великаны

В колеблющихся белых одеяньях

Широким кругом двигались и пели.

 

Волшебным эхом звуков скрипки были

С их тихих уст слетавшие хоралы,

Которые, витая, - замирали.

А рукояти посохов огромных

И были те великие светила,

Которые вращались непрестанно

И с каждою минутой разгорались.

 

 

Наполнены священным исступленьем, -

Небесные чарующие звуки

То превращались в шепот вод и листьев,

То вдруг внезапно жутко нарастали

Призывами охотничьего рога,

И, наконец, гремели ликованьем,

Сливая голоса в победной песне!

 

 

Это были звуки, которые никогда

не может уловить ухо, о которых

может лишь грезить сердце.

(Гейне)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

После...

 

Опустошенность. Холод. Мрак.

Изнеможенье.

Укрылись кости в мокрый фрак -

И без движенья.

 

Глаза в пространство. Мертвый лоб.

Ни на зуб зубу.

Накинул нервный озноб

На плечи шубу.

 

Пульс затаился, а в лице -

Ну ни кровинки.

Игла бессмертия в ларце -

На половинки.

 

Бессонна ночь. Глаза горят

От возбужденья.

За роем рой, толпою в ряд -

Опять виденья...

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Холод

 

Не желаю, чтобы исполняли реквием по мне.

Пусть будет исполнено сто месс. Завещаю

мою скрипку Генуе. Отдаю мою души великой

милости Творца моего.

(из завещания Паганини)

 

Как холодно. Ни слава, ни богатство

Не греют обезумевшую душу.

Болезнями изъеденное тело

Того гляди, развалится и рухнет.

 

Под плесневою каменной тоскою

Покоятся и молодость, и радость,

И лишь одна огромная усталость

Остаток жизни холодом сковала.

 

По вечерам в один и тот же час

Проклятая бессонница крадется.

Без стука входит в двери и ведет

Кого-нибудь из прошлого с собою...

 

А вот и Байрон - Дон Жуан великий.

Вы так грустны, дружище, так печальны.

Действительно, - то в женщинах ужасно,

Что невозможно ни без них. ни с ними.

 

Божественное нежное созданье,

Которому судьбою я обязан, -

Внезапная тосканская подруга,

Любившая меня по-матерински.

 

И до сих пор все связанное с нею,

Упрятано во мне - и так укромно,

Что будучи одной ногой в могиле,

Я имени ее открыть не смею.

 

Из остального помнится немного:

Две розы - Паолина и Элиза,

Ну и, конечно, взбалмошная Бьянки,

Любезно подарившая мне сына.

 

Невероятно, но теперь со мною

Повсюду этот маленький Акилле, -

Смеющийся смышленый Ангелочек, -

За все страданья посланный мне Богом.

 

А тяготы, лишения, невзгоды

Не стоят и одной его улыбки.

И если что-то смог я в этой жизни, -

То стать отцом и матерью для сына...

 

А вот и я - изваянный, холодный -

Трагическая мраморная маска

Пока еще живого человека, -

Но мертвого и мыслями и телом.

 

И если что-то держит в этой жизни, -

Так это верный старенький “Гварнери”,*

Вонзающий живительную силу

Бессмертия Бетховенских квартетов...

 

О, Боже мой! Сегодня как вчера

Врывается толпа без приглашенья

И мрачными потухшими глазами

Взирает на меня из ниоткуда...

 

Как холодно. Ни слава, ни богатство

Не греют обезумевшую душу.

Болезнями изъеденное тело

Того гляди развалится и рухнет.

 

 

*”Гварнери” - скрипка работы мастера Гварнери.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Душа и Музыка - полуночная дверца -

В мир дьявола и Бога прямо пасть.

Бог - единенье Музыки и Сердца,

А дьявол - раздирающая страсть.

 

Душа и Музыка - кипящее созданье.

Начала нет, невидим и конец.

Мгновенья просветленного сознанья -

Терновый не снимаемый венец.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Надпись на монументе над могилой Паганини в Парме

 

 

Здесь покоятся останки

Николло Паганини,

который извлекал из скрипки

божественные звуки,

потряс непревзойденным гением всю Европу

и украсил Италию

новой блистательной короной.